— Чем это таким опаляющим ты на него прыснула?

— Это называется перечный спрей. Сказать, поя правде, я пользуюсь им первый раз. До этого и понятия не имела, как он действует.

— Это отмоется?

— Далеко не сразу, так, во всяком случае, обещано в инструкции. Баллончик используют в случае внезапного нападения. Но мне кажется, действие его слишком жестоко.

А слезы безостановочно бежали по воспаленным щекам Тенскватавы, и он, как и обещала, стал беспомощнее младенца. Вождь Пеахшаэте, до глубины души потрясенный увиденным, сказал ей:

— Ты владеешь сильной магией, Нейаки. Это хорошо.

— Боюсь, слишком уж сильной.

Говоря это, она с сожалением посмотрела на страдающего Пророка. Затем шепотом спросила мужа:

— Ты ничего еще не придумал, чтобы нам ускользнуть от них? Может, какое-нибудь чудо сотворишь? Или нам так и придется тащиться до лагеря Текумсеха в компании этих отвратительных гадин? И как насчет меня? Все еще хочешь бросить меня здесь?

— Мне необходимо поговорить с Текумсехом, — ответил он так же тихо. — И мы пойдем вместе, теперь я вынужден взять тебя с собой, иначе не буду, спокоен, от Тенскватавы можно ожидать любой пакости, он не отвяжется от тебя просто так. Лучше уж пусть тащится за нами, нельзя спускать с него глаз, беды не оберешься.

— Мудрое решение, — согласилась с ним Никки. — К бешеной собаке спиной не поворачиваются.

— Не думаю, что в пути вам надо опасаться этих негодяев, вмешался в их разговор вождь Пеахшаэте. — Они наверняка будут теперь держаться на безопасном расстоянии от этого маленького да удаленького оружия. Но все же я пошлю с вами троих своих храбрецов. Да и к Черному Копыту отправлю человека, пусть большой вождь знает, какой опасности подвергается его племянница. Думаю, он сразу же пошлет своих воинов для ее защиты.

— Спасибо, почтеннейший Пеахшаэте, — ответила Никки. — Мы ценим ваше доброе отношение.

— Ваша помощь неоценима, — добавил Серебряный Шип.

Их внимание в этот момент привлек Тенскватава; агония его все продолжалась, он совсем обезумел от боли и вдруг, с шумом и треском ломясь сквозь кустарник, бросился к реке.

Никки, Серебряный Шип и вождь Пеахшаэте молча смотрели ему вслед.

— Может, это займет его на какое-то время, — задумчиво проговорила Никки и, тронув обоих мужчин за рукава, вдруг улыбнулась. — А не пообедать ли нам, джентльмены? Я страшно проголодалась!

К вечеру этого дня Тенскватава достаточно оправился, чтобы настаивать на немедленном продолжении путешествия. Его лицо и руки покраснели, опухли, местами были поражены грудь и шея, но он торопился выступить в путь. Никки предположила, что он хочет уйти еще до того, как Черное Копыто, получив послание Пеахшаэте, пришлет сюда своих воинов.

— Так оно и есть, — согласился с женой Серебряный Шип. — Тенскватава знает, что подкрепление, посланное Черным Копытом, уже близко. Мой братец весьма сумасброден, но он не полный кретин и не сумасшедший. Он знает, что Черное Копыто, как и Текумсех, не колеблясь, убьет его.

Разместились в четырех каноэ. Люди Тенскватавы плыли в первой и последней лодках. Никки, Серебряный Шип и три воина Пеахшаэте — и двух средних. Один из воинов, человек по имени Рыбье Копье, занял переднее место в каноэ Серебряного Шипа, помогая ему грести и тем, ускоряя ход лодки, поскольку неопытная Никки тут вряд ли мог я, чем помочь.

В обычное время путешествие их заняло бы дня три, если не четыре, ибо сопровождалось бы регулярными остановками днем и разбивкой лагеря для ночного привала. Но сейчас они совершали отнюдь не досужую прогулку, а чуть ли не военный переход, а потому остановок было гораздо меньше, а скорость больше, и Серебряный Шип полагали, что они достигнут южного берега озера Эри дня через два, если не раньше. Ни он, ни его брат не тратили времени даром, у каждого были свои причины поскорее добраться до лагеря Текумсеха.

Первые несколько часов Никки просто отдыхала. После заката солнца на реку опустились сумерки, а вскоре стало так темно, будто все пространство залито чернилами. Никки это не на шутку встревожило.

— Как ты можешь вести лодку в такой темноте? — спросила она мужа. — А если мы на камень напоремся или еще что?..

— Я вижу достаточно хорошо, — заверил ее Серебряный Шип. — Луна на подъеме, а мы хорошо знаем реку и все ее опасности.

— Должно быть, ты ешь много морковки, — пробормотала она. — Что до меня, то я в этой темноте чувствую себя как в заду у черной свиньи. Мы вообще остановимся когда-нибудь или нет?

— Нет, нам осталось всего несколько часов до цели.

— Ну, столько мне не вытерпеть, — проворчала она. — У вас, мужчин, мочевой пузырь как у лося, а я женщина, я не могу терпеть.

Вскоре они, вынужденные посчитаться с ее насущной потребностью, сделали остановку. Тенскватава, недостаточно, видно, наученный преподанным ему уроком, поплелся, было за Никки, будто не видя, что та направилась в кусты, но Серебряный Шип преградил ему путь, предоставив жене возможность спокойно и без помех справить нужду. Возвращаясь, Никки держала в одной руке фонарик, а в другой перечный спрей, при этом она громко сказала мужу:

— Торн, скажи этому похотливому кролику и его воякам, что если кто-нибудь из них начнет подглядывать за мной, то получит хорошую порцию спрея в их… их… как бы помягче сказать, в их самые интимные места, думаю, кое-что у них здорово тогда вскочит, да только не на радость им.

Передавать Серебряному Шипу ничего не пришлось, предупреждение прозвучало и без того достаточно громко и было услышано, более того, возымело свое действие, ни один из предупрежденных не приближался к Никки на расстояние, которое могло бы оказаться опасным для его мужского достоинства. Ступить в ее сторону хоть шаг предупрежденные побоялись и тогда, когда в два часа ночи решено было сделать трехчасовой привал для краткого сна. Вскоре они снова были на реке, после быстрого завтрака, во время которого Тенскватава непрестанно злился, потому что капризная скво [34] отказалась готовить для него.

Никки на это раздраженно ответила:

— Перебьешься и так, Буффало Билл [35] . Я не нанималась работать на тебя.

Путешествие было долгим и выматывающим. К счастью, хотя небо и затягивали тучи, дождь прошел стороной. Вскоре они опять остановились для краткого ночного отдыха, после которого безмолвно проскользнули мимо форта Мейгс и к полудню третьего дня приблизились к территории, на которой, по слухам, должен был находиться лагерь Текумсеха.

Они поняли, что достигли цели, по голосам часовых, извещавших о прибытии гостей птичьими криками и другими сигналами. Когда они добрались до лагеря, Текумсех и двадцать его воинов, в полном вооружении и весьма хмурые, встретили их на берегу. Текумсех вышел вперед, нацелив дуло карабина в голову Пророка, и громоподобным голосом спросил:

— Как ты посмел явиться мне на глаза? И вот еще что, скажи-ка мне, почему я до сих пор не убил тебя?

— Потому что я привел белую ведьму, которая настраивает против тебя все племя, — визгливо ответил Тенскватава.

— Потому что он не стоит даже пули, — презрительно промолвил Серебряный Шип.

— И еще потому, что болванам всегда везет, — добавила Никки. — История гласит, что он прожил долгую и несчастную жизнь.

При этих словах взгляд Текумсеха обратился к Никки.

— Это ты белая ведьма, о которой он говорил? Под испытующим взглядом этих напряженных карих глаз Никки отчаянно старалась не почувствовать себя червяком. К счастью, когда она заговорила, голос ее был ровен, а взгляд достаточно тверд.

— Я твоя невестка, Текумсех, жена Серебряного Шипа и племянница Черного Копыта.

— Она не ведьма, Текумсех. Она из племени шони, — заговорил и Серебряный Шип. — Тенскватава просто взялся за свои старые трюки.

Текумсех надолго замолчал, внимание его все еще было сосредоточено на Никки. Наконец он заговорил: